Железное королевство. Взлет и падение Пруссии, 1600-1947 гг. - Christopher Clark
Нововведения в школьном образовании, введенные Франке и его преемниками, оказали преобразующее влияние и на педагогическую практику в Пруссии. Тесный союз между пиетистами из Галле и монархом способствовал появлению школьного образования как "отдельного объекта государственной деятельности".54 Именно пиетисты ввели профессиональную подготовку и стандартизированные процедуры аттестации для учителей, а также общепринятые начальные учебники для учеников. Школы приютов также создали новый тип учебной среды, характеризующийся пристальным психологическим наблюдением за учениками, акцентом на самодисциплине и острым осознанием времени (Франке установил песочные часы в каждом классе). День был резко разделен на периоды согласованного изучения ряда предметов и периоды свободного времени; в этом отношении режим Галле предвосхитил поляризацию труда и отдыха, характерную для современного индустриального общества. В этих условиях классная комната стала тем замкнутым, целевым пространством, которое мы ассоциируем с современным школьным образованием.
Преобразование школьного образования в Пруссии в этом направлении, конечно, не было завершено, когда в 1740 году умер Фридрих Вильгельм I и движение потеряло своего влиятельного спонсора. Однако модель Галле сохранила свое влияние; в 1740-1750-х годах педагог Иоганн Геккер, бывший преподаватель Педагогической школы, получивший образование в педагогическом колледже Франке в Галле, основал в Берлине сеть "школ для нищих", в которых обучались безнадзорные и потенциально делинквентные дети многочисленных солдат города. Чтобы обеспечить достаточное количество правильно подготовленных и мотивированных учителей, Геккер основал педагогический колледж по франкской модели; он был одним из нескольких выпускников колледжа в Галле, которые основали подобные институты в городах Пруссии. Он также основал в Берлине Реальшуле - первую школу, предлагавшую детям среднего и ниже среднего класса обучение по ряду профессиональных предметов в качестве альтернативы традиционной средней школе с гуманистической программой, основанной на латыни. Именно Геккер популяризировал практику коллективного обучения учеников с одинаковыми способностями, чтобы максимально повысить эффективность учебного процесса; это стало важнейшим и долговременным нововведением.
Внося свой вклад в стандартизацию образования и государственной службы, пиетисты уделяли внимание образованию литовского и мазурского (польскоязычного протестантского) меньшинств. В 1717 году, когда пиетист Генрих Лизиус стал инспектором школ и церквей Восточной Пруссии, он призвал к специализированной подготовке священнослужителей для миссионерской и преподавательской работы среди негерманоязычных общин в епархиях Восточной Пруссии. В результате, после некоторых первоначальных разногласий, в Кенигсбергском университете были созданы литовский и польский семинары.55 Целью семинара была подготовка пиетистов для работы в литовских и мазурских приходах. Пиетисты также способствовали тому, чтобы языки национальных меньшинств в провинции стали серьезным объектом изучения. Крупные словари литовского языка были опубликованы в Кенигсберге в 1747 (Рухиг) и 1800 (Мильке) годах, оба при поддержке прусских властей.56
Пиетисты также оказали поддержку в интеграции 20 000 лютеран, прибывших в Пруссию в качестве беженцев из архиепископства Зальцбург в 1731-2 годах, большинство из которых были отправлены Фридрихом Вильгельмом I жить в качестве фермеров в обезлюдевшую область Прусской Литвы (см. ниже). Пиетисты сопровождали зальцбуржцев в их путешествии по Пруссии, организовывали кампании по сбору средств и оказывали финансовую поддержку, снабжали новоприбывших благочестивыми текстами, напечатанными в приюте, и обеспечивали свои общины на востоке пасторами.57
Еще одним, часто упускаемым из виду, направлением евангелизационной деятельности была пиетистская миссия к евреям. С 1728 года в городе Галле существовал Иудейский институт под руководством пиетистского теолога Иоганна Генриха Калленберга, который проводил хорошо организованную миссию - первую в своем роде - для евреев немецкоязычной Европы. Миссионеры, получившие языковую подготовку в Галле на первом в Европе академическом семинаре по изучению идиша, объездили всю Бранденбург-Пруссию, зазывая странствующих евреев и без особого успеха пытаясь убедить их в том, что Иисус Христос - их мессия. Тесно связанный с сиротским приютом, институт поддерживался эсхатологической надеждой на пророческое массовое обращение евреев, сформулированной в трудах Филиппа Якоба Шпенера. Однако на практике миссионерские усилия института были направлены в основном на обращение и профессиональную переподготовку обедневших странников, известных как "нищие евреи" (Betteljuden), число которых в Германии начала XVIII века постоянно росло.58 Таким образом, миссия к евреям воплотила в себе характерное для пиетизма сочетание социальной осведомленности и евангелизационного рвения. В своих миссионерских начинаниях, как и в других сферах своей деятельности, пиетисты заслужили официальное одобрение, способствуя решению задач религиозной, социальной и культурной интеграции, стоявших перед администрацией земли Бранденбург-Пруссия, помогая "одомашнить", как выразился один историк, "дикие элементы "59.59
К 1720-1730-м годам пиетизм стал респектабельным. Как часто бывает в таких случаях, в процессе он изменился. Вначале он был противоречивым движением, имевшим шаткую опору в признанных лютеранских церквях. В 1690-х годах и в новом столетии пиетизм собирал новых приверженцев, однако его по-прежнему тяготила репутация чрезмерного рвения.60 Однако к 1730-м годам умеренное крыло движения получило неоспоримое господство, благодаря заложенной Шпенером основе и неустанной работе Франке и его соратников в Галле по направлению избыточной духовной энергии лютеранского нонконформизма в ряд институциональных проектов. Разнообразные радикальные пиетизмы, некоторые из которых были откровенно сепаратистскими, продолжали процветать в других немецких землях, но прусский вариант избавился от смущающей экстремистской окраины и превратился в самостоятельную ортодоксию. Проникнувшись уверенностью в себе, второе поколение пиетистов использовало свои позиции в ключевых институтах, чтобы заставить замолчать или устранить оппонентов, подобно тому, как это делали лютеранские ортодоксы в более раннюю эпоху. Пиетистское движение превратилось в самостоятельную сеть патронажа.61
Такое положение не могло сохраниться в долгосрочной перспективе. К середине 1730-х годов самые влиятельные и талантливые представители поколения основателей богословия Галле умерли: Франке (1727), Пауль Антон (1730) и Иоахим Юстус Брейтхаупт (1732); последующее поколение не произвело на свет богословов сопоставимого качества и общественного авторитета. В 1730-х годах движение еще больше ослабло из-за внутренних разногласий по поводу кампании, начатой Фридрихом Вильгельмом I с целью очистить лютеранские обряды от "католических" элементов. Некоторые ведущие пиетисты поддержали эту инициативу, но большинство сохранили уважение к лютеранским традициям и выступили против литургического вмешательства короля. В этом они оказались едины с ортодоксальным руководством лютеранской церкви, что в значительной степени способствовало исправлению ущерба, нанесенного десятилетиями вражды.62
Преданность государству, которая принесла движению такую известность, грозила его расколоть. Появились признаки того, что традиционная пиетистская терпимость к конфессиональным различиям вытесняется изнутри самого движения протопросвещенческим энтузиазмом к конфессиональной конвергенции. Кроме того, существовала проблема, связанная с тем, что политика предпочтения пиетистов на государственной службе и пасторских должностях поощряла амбициозных кандидатов использовать адаптивную мимикрию в интересах своей карьеры. Многие поддались искушению сочинить истории об обращении в более истинную и сердечную веру или даже подделать серьезное выражение лица и манеру поведения
